Тему книги можно определить одним словом — эвакуация. Поколениям 1940-70-х годов это понятие объяснять не надо, а слово стало тем, что в языкознании называется «реалия». Реалии, связанные с повседневной жизнью, быстро становятся устаревшими и требуют объяснения, а это слово как раз хотелось бы видеть устаревшим, потому что хочется, чтобы само явление больше никогда не повторялось.

[Дебют]Лариса Найдич

О КНИГЕ ИРИНЫ РОСКИНОЙ

Из переписки моих родственников. Военные годы: 1941–1945. ЛитРес: Самиздат Москва.

В последние десятилетия историческая наука перешла от изучения событий (войны, революции и т.п.) и выдающихся личностей (лидеров, вождей, царей) к целостному исследованию того или иного периода, включая социологию, психологию и быт «простых людей». Необходимо «включение в сферу исторического анализа содержания человеческого сознания на всех его уровнях. Познание истории, конечно, не сводится к изучению сознания, но оно неизбежно его предполагает»[1]. В связи с таким подходом историки обращаются к «личным документам», прежде всего к мемуарам, дневникам и письмам людей. Те, кто интересуется историей профессионально или даже на уровне своей семьи, хотят знать, «как было на самом дела», т.е. по сути дела предпринять реконструкцию социальных условий, отношений и эмоций людей в прошлом. При этом ясно, что к любому историческому документу нужно подходить критически, понимая, что, например, в дневниках излагается определенная точка зрения на события, а есть вещи, которые автор не доверит даже личному, иногда тайному, дневнику. Что касается частной переписки, то здесь важны и цензурные соображения, в том числе, самоцензура (которая может быть вызвана и желанием пощадить адресата, не рассказывать ему о страшных событиях), и отношения между адресатом и адресантом, и, конечно, личность пишущего[2]. Нужно учитывать и цель письма: рассказать о повседневной жизни с большей или меньшей подробностью, известить о каком-то событии или, например, прямо или косвенно просить о чем-либо. А в военной переписке часто важнее, чем всё остальное, одна-единственная информация: «мы живы», «мы не умираем от голода», «дети с нами» и т.п.[3] Письма военного времени Великой Отечественной войны, публикация которых только началась, имеют, наряду с индивидуальными, много общих черт, выявить которые еще предстоит историкам и лингвистам[4].

Автор рецензируемой книги Ирина Роскина — литератор, библиограф, переводчик, известная читателю рядом очерков, а прежде всего изданием мемуарных произведений своей матери Натальи Роскиной[5]. В книгу включены предисловие и послесловие со сведениями о семье участников переписки, а также содержательные примечания автора.

Участники опубликованной переписки — члены «большой семьи», Роскиных — Гринбергов — Рабиновичей и их близкие друзья, ленинградцы и москвичи. Сфера деятельности этих людей — наука и искусство: биология, литература, техника. Так, Марк Гринберг — специалист по энергетическому машиностроению, Александр Роскин — писатель, Сергей Спасский — поэт, Георгий Рабинович — физик, Лидия Гринберг — микробиолог. Многие из них достигли до войны и впоследствии больших успехов в своем деле. Марк Гринберг был дважды лауреатом Сталинских премий, Сергей Спасский стал известен в Ленинграде благодаря выступлениям по радио во время блокады, родственница семьи Изабелла Гринберг была известной детской писательницей. В автобиографической повести Наталья Роскина писала: «Моя семья была типичной демократической интеллигенцией начала века. Мамин отец, детский врач, погиб во время Гражданской войны, заразившись в госпитале сыпным тифом. И дедушка, и бабушка, и мама, и ее сестра Лида читали Чехова, любили Художественный театр, все они были очень музыкальны, а главное, это были люди скромные, правдивые, гостеприимные, трудолюбивые и очень дружные»[6]. К этому можно добавить: была «типичной еврейской интеллигенцией», так как большинство в этой семье составляли евреи и при этом высоко образованные люди русской культуры. Еврейская тема в письмах почти не затрагивается, а те, кто входит в круг общения семьи, — люди разных национальностей. Тем большее впечатление производит письмо Натальи Роскиной из Москвы от 14 марта 1945 г., т.е. уже после возвращения из эвакуации: «Читали ли вы статью ‘Треблинский ад’ в последнем номере ‘Знамени’? Если нет, то обязательно прочитайте. Об уничтожении евреев немцами…» По этой статье Наташа написала «Поэму о Треблинском аде».

Тему книги можно определить одним словом — эвакуация. Поколениям 1940-70-х годов это понятие объяснять не надо, а слово стало тем, что в языкознании называется «реалия». Реалии, связанные с повседневной жизнью, быстро становятся устаревшими и требуют объяснения, а это слово как раз хотелось бы видеть устаревшим, потому что хочется, чтобы само явление больше никогда не повторялось. Под эвакуацией имеется в виду переселение, обычно организованное начальством, из военных зон в области тыла, которые представляются безопасными. Я могу сказать: «Моя мама была в эвакуации под Казанью, а тетя в эвакуации в Челябинске», и слушающим ясно, что говорится о времени Второй мировой войны (Великой Отечественной). В книге, о которой идет речь, места эвакуации из Ленинграда — те города и поселки, откуда и куда идут письма. Это Гаврилов Ям Ярославской области, село Черное (станция Шабуничи) Краснокамского района Молотовской области, Верхняя Салда Свердловской области, Йошкар-Ола. Нужно сказать, что почта в то время работала хорошо, несмотря на весь ужас ситуации. Корреспонденция, хоть и шла долго, но в большинстве случаев отправлялась и получалась регулярно. Так что эпистолярное наследие дает нам представление о жизни в эвакуации. Посылались не только письма и телеграммы, но и посылки с продовольствием и с предназначенными в основном для обмена на еду вещами.

Эвакуация женщин и детей из Ленинграда началась 29 июня 1941 г. Уже 5 июля 1941 г. четырнадцатилетняя Наташа Роскина сообщает в письме отцу о своем отъезде: «У меня настроение сейчас хорошее, думаю, что нам там будет хорошо. Взяли несколько книг, шахматы, шашки и др.» (письмо 3). Детей семьи Роскиных и Гринбергов, Наташу, Алешу, Сережу и Женю, удалось отправить в лагерь от Литфонда, находившийся сначала в селе Гаврилов Яр в 40 км от Ярославля, а затем в Краснокамском районе Молотовской области. Вскоре приехала и поселилась неподалеку от них и их бабушка Роза Наумовна.

В письмах много свидетельств тяжести жизни взрослых и детей в эвакуации: главное — не хватает еды, «надо обходить крестьян, унижаться, кланяться» (письмо 86), а местное население не спешит помочь чужакам — сказывается и нелюбовь к интеллигенции, к жителям Ленинграда, и антисемитизм. Тем не менее, подробный рассказ Наташи о школьной жизни оптимистичен. Мы узнаем, что многих учителей дети любят и уважают, а ученики, несмотря на обязательную работу в колхозе, серьезно занимаются, готовясь к урокам и к экзаменам (письмо 175).

В книге много действующих лиц (внимательный читатель разберется в их родственных и дружеских отношениях), но представляется, что главные в этой переписке, т.е. те, которые привлекут к себе наибольшее внимание читателя, — Роза Наумовна Рабинович и ее внучка Наташа Роскина. Роза Наумовна, которой в начале войны было уже за 60, стала стержнем семьи, объединяя вокруг себя родственников и друзей. Она научилась преодолевать трудности еще в молодые годы. Наталья Роскина пишет о ней: «Бабушка, овдовевшая еще молодой женщиной, одна подняла троих детей, зарабатывала деньги, вела хозяйство и вечно что-то для кого-то делала, о ком-то хлопотала»[7]. Еще до войны она пережила ужасную трагедию — гибель дочери в транспортной катастрофе, а в военное время героически заботилась и о внуках, о Наташе и Алеше, оставшихся без матери, и о всех близких, нуждавшихся в помощи. Ей пришлось пережить еще одно горе: 31 января 1943 г. умер от менингита ее девятилетний внук Алеша.

Вот типичный эпизод в борьбе за выживание: письмо Розы Наумовны дочери Лидии от 9 апреля 1942 г.: «Наш обмен в Журавлях дал мне ведро картофеля и 3 кг лука за коричневую ткань, из которой ты хотела шить халат. Я считаю, что этого мало и не стоило для этого пройти 13 км в два конца» (письмо 143). В следующем письме она рассказывает, как удалось «достать первоклассное мясо». Пришлось три раза «ходить за ним (два бесплодно)» далеко, в другую деревню, а затем идти по железнодорожным путям, неся тяжелый мешок на палке. Когда в 1944 г. ее сыну Георгию ставят страшный диагноз — туберкулез, она мобилизует все возможные средства, чтобы спасти ему жизнь: ведь ему нужно, помимо лечения, хорошее питание. Она просит продать в Ленинграде самые дорогие ей вещи, в частности, рояль, ищет и другие возможности. Георгия удалось тогда спасти, но болезнь окончательно не отступила — он умер в 1953 г.

В начале переписки Наташа Роскина — ребенок, девочка не подозревающая, какой тяжелый путь ей придется пройти в годы эвакуации. Мы видим, как нежно она любит ушедшего на фронт отца, как заботится о младшем брате Алеше, смерть которого станет для нее трагедией. Она старается хорошо учиться, как можно раньше начать работать и помогает в сельскохозяйственных делах. «Я сейчас порядочно занимаюсь, в эту четверть, по-видимому, буду отличницей. Экзаменов жду с нетерпением, но готовиться не собираюсь. Мы уже начали огородные работы тем, что издалека таскаем чернозем <…> Я по-прежнему переполнена стихами» (письмо 174 от 15 мая 1942 г.). В Йошкар-Ола, куда переселяются Наташа и Алеша с бабушкой, она поступает работать на завод и получает рабочую карточку, чем очень гордится. Ее целеустремленность и твердый характер проявляются уже в годы отрочества, и она знает, что не была и не будет послушной девочкой, подчиняющейся воле родичей. Еще до окончания войны Наташа возвращается из эвакуации, но едет не в Ленинград, где уже живет семья ее тети Лидии, а в Москву с ясной целью — поступить в университет.

Письма дочери Розы Наумовны, т.е. Наташиной тети, Лидии Гринберг, подробны и, по-видимому, наиболее интересны с точки зрения быта в эвакуации. И Лидия, и ее муж Марк, мало приспособлены к тяжелой деревенской жизни. Помимо официальной работы, им приходится учиться сажать и хранить картошку, делать крахмал из гнилого картофеля, как солить капусту в большой кадке. Создаются и «новые кулинарные рецепты» — рагу из брюквы, моркови и картофеля, посыпанное сыром. Улыбку вызывает рассказ о живом поросенке, которого выдали семейству. Естественно, что они не знают, что с ним делать, держат его у себя на кухне. Лидия и Марк вырастили в тяжелых бытовых условиях двоих сыновей, а кроме того, взяли на воспитание дочку дальних родственников Катюшу Френк, потерявшую в Ленинграде родителей и бабушку. При этом Марк не прерывал и работы по специальности: он трудился над важным для промышленности проектом, который был высоко оценен специалистами и потом продолжен в Ленинграде.

При всей тяжести жизни привычки читать, ходить в театр, слушать музыку, о которых Наталья Роскина пишет в своем очерке, сохранялись по мере возможности. В письмах упоминается, например, о чтении всей семьей «Приключении Перигрина Пикля» Тобиаса Смоллетта и о других книгах. Лидия рассказывает о доставившем ей большое удовольствие спектакле Николаевского драматического театра по пьесе Симонова «Жди меня. Роза Наумовна пишет: «Вчера мы с Фридой кутили, были в концерте Буси Гольдштейна» (письмо от 7 декабря 1942 г.). А увлечение Наташи поэзией началось уже в годы эвакуации.

Наряду с письмами из эвакуации, в книге представлена и фронтовая переписка — несколько писем Александра Роскина и Сергея Спасского. Отец Наташи Александр Иосифович Роскин ушел на фронт в конце июня 1941 г. Хотя он не подлежал мобилизации по возрасту, он пошел добровольцем и был зачислен в Народное ополчение. Несколько его писем дочери полны заботы и нежности, а его сведения о себе краткие и успокаивающие: самоцензура, вызванная не столько опасением военной цензуры, сколько стремлением подбодрить и успокоить дочь[8]. Это отмеченный в исследованиях тип военного письма, где отсутствует повествование о самой войне, о боях и подвигах, о крови и смерти[9]. Последнее письмо датировано 22 сентября 1941 г., он пропал без вести — очевидно, погиб. Наташа долго не верила в его гибель и просила не считать его погибшим.

Многие персонажи книги — дети разного возраста, и письма отражают их взросление. Первое письмо Наташи Роскиной отцу от 22 июня 1941 г. полно радости жизни: приехали на дачу с братом и бабушкой, прекрасная погода, ходят гулять и катаются на лодке. Она еще не знает о начале войны, и читать об этом разрушенном уже через несколько дней счастье особенно больно. В первые месяцы войны дети еще не понимают трагизма ситуации; тогда и некоторые взрослые думали, что война скоро кончится. Десятилетний Женя Гринберг пишет в Ленинград маме в начале июля 1941 г.: «Ты привези чего-нибудь из игрушек, которые я забыл, и попроси папу, чтобы он, когда будет ехать с завода, если там будет игрушечный магазин, чего-нибудь мне купил». Взросление детей проходит в тяжелых условиях бесприютности, голода, отсутствия дома. Уже через год Женя становится помощником в сельскохозяйственных работах, хотя и остается озорным и ребячливым. А про его тринадцатилетнего брата Сережу мама пишет: «Настоящий герой, который ведет все хозяйство дома в тяжелых метеорологических и прочих условиях» (4 сентября 1943 г.).

С июня 1944 г. письма от Гринбергов идут из Ленинграда — они вернулись в родной город, о котором пишут с восторгом: «Как передать вам ощущения, возникшие при возвращении домой? … Об исключительной чистоте в городе вы, наверное, слышали» (письмо 317). Видны, конечно, и последствия бомбежек — «дыры в оконных пролетах», фанера вместо стекол, разрушенные дома. В подробных письмах Лидии Гринберг находим материал для историков Ленинграда. «…картофель по-прежнему является нашей основой», «На рынке масло 400— 450 р., сахар песок 350 р.» (декабрь 1944 г.). Во Дворце пионеров выступление детей, «Катюша посещает хоровой кружок», «Женюра идет в цирк». Были на «Князе Игоре» в Мариинском театре. Радостное событие — концерты Эмиля Гилельса. «Получили огромное удовольствие». «С завода обещали дров». Многие факты историки могут найти и в документах, но живые свидетельства, отражающие впечатления и общее настроение, бывают даже важнее.

Читатель может прочесть книгу, о которой здесь идет речь, целиком, от корки до корки, а может искать и найти в ней интересующие его исторические свидетельства и остановиться на них. Возможно, он будет искать параллели судьбам своих родичей, тоже бывших в эвакуации во время Великой Отечественной войны. Такие читатели уже откликнулись и связались с автором, Ириной Роскиной, прочтя книгу. Хочу в связи с этим сделать замечание автору и редакторам: нужно улучшить указатель имен, добавив ссылки на номера писем.

Книга вызовет у читателя сопереживание героям повествования и желание проследить их судьбы — по мере чтения, смотрим в указатель имен с годами жизни: «Выжил, прожил еще десятилетия! Хорошо! Рады!» Страшно читать последнее письмо умирающей Нины Френк с просьбой позаботиться о ее дочери Катюше, все родственники которой умерли. Смотрим указатель и последующие письма: Нина умерла сразу после написания этого письма, а Катюшу взяли Гринберги; впоследствии она стала искусствоведом и, прожила долгую жизнь. Трагичны письма, где сообщается о смерти маленького Алеши.

Несмотря на эти страшные события, книга оставляет светлое впечатление. Мы видим, как интеллигентные люди, благодаря уму, старанию, взаимопомощи и взаимной любви преодолевают трудности и даже трагизм жизни. Это можно сравнить с впечатлением от книги Александр Чудакова «Ложится мгла на старые ступени», в основе которой сходная тема — сложные и трагические проблемы можно преодолеть благодаря уму и трудоспособности. Из рассказа о мелких бытовых подробностях и действиях героев в письмах, опубликованных Ириной Роскиной, складываются образы умных и смелых людей, способных и к добру, и к труду, и к преодолению горя, и к радости, жизни.

Литература

[1] А.Я. Гуревич. Исторический синтез и Школа «Анналов» «Индрик», 1993. С. 15

[2] И.В. Кобак. Частные письма как акты личного общения. Письма как исторический источник: задачи и приемы изучения. Вестник СПбГУ 2012 выпуск 2, серия 2. 142–148

https://cyberleninka.ru/article/n/pisma-kak-istoricheskiy-istochnik-zadachi-i-priemy-izucheniya

[3] Ср. рассказ А.П. Чехова «На святках», где эта тема предстает в утрированном горько-комическом виде. В рассказе речь идет о письме из деревни престарелых родителей дочке, в котором нелепый текст, составленный местным грамотеем, не играет никакой роли – важно само получение письма. Контрастом этому сюжету может послужить другой рассказ Чехова – хрестоматийный «Ванька», где мальчик жалуется, описывая тяжелую жизнь в городе, вполне в соответствии канонам эпистолярного жанра. Но отсутствует другая важная составляющая – адрес получателя, что усиливает трагизм рассказа, подчеркивая безысходность ситуации. 

[4] XX век: Письма войны / С. Ушакин, А. Голубев, сост., вступ. статья, ред.; Е. Гончарова, И. Реброва, подготовка документов. М., 2016

[5] Наталья Александровна Роскина – литератор и литературовед, специалист по А.П. Чехову и А.С. Суворину. Известна своими воспоминаниями об Ахматовой, о Заболоцком, Гроссмане и др. См. Наталья Роскина: Воспоминания и письма. Сборник мемуаров. Изд. Т8. 2021.

[6] Наталья Роскина. Детство и любовь. Фрагменты повести. Публикация и вступительная заметка Ирины Роскиной. «Звезда» 2015, 6

[7] Там же.

[8] Такие фронтовые письма можно сравнить с недавно опубликованной перепиской семьи Лотманов: Лотманы. Семейная переписка 1940–1946 годов. Составление, подготовка текста, предисловие и комментарии Т. Д. Кузовкиной, Л. Э. Найдич, Н. Ю. Образцовой при участии Г. Г. Суперфина. Издательство ТЛУ. Таллинн. 2022. Письма Ю.М. Лотмана сестрам и матери не рассказывают о боях и гибели товарищей на фронте; они полны заботой о близких, описанием круга чтения и вполне бодрыми рассказами о фронтовом быте. А семейная переписка из эвакуации сходна с опубликованной Ириной Роскиной – те же темы: есть ли сведения о близких и друзьях? дошли ли письма и посылки? как удается приспосабливаться к суровому быту военного времени? как приходится доставать продукты питания и сколько они стоят?   

[9] О письмах с фронта см., например: Е.Ю. Рождественская. Фронтовое письмо // Интеракция. Интервью. Интерпретация. 2018. Том 10. № 15. С. 78-90.